Только 4% пострадавших от преступлений в России получают хоть какую-то компенсацию за ущерб. Рассказываем, что происходит с жертвами на каждом этапе
В органы обращаются до 60% жертв преступлений
Для анализа мы выбрали пять основных этапов, которые (в той или иной мере) последовательно может пройти жертва:
- рассказать близким о преступлении;
- сообщить о преступлении в правоохранительных органы;
- правоприменители могут возбудить дело по факту инцидента;
- дело может дойти до суда;
- жертва может в судебном или несудебном порядке добиться компенсации нанесенного вреда.
Обращение к такому списку событий связано с тем, что, на наш взгляд, он отражает важные этапы «путешествия» жертвы по российской уголовно-правовой системе. Стоит сказать, что последняя обладает рядом специфических свойств. (Короткий ликбез об этом можно почитать здесь, а для более детального ознакомления — смотрите эту книгу.) Из-за этого российскую систему можно напрямую сравнивать лишь со странами постсоветского пространства, с которыми ее роднит общее организационное прошлое. Однако сравнительных межстрановых исследований такого рода не так много.
Посмотрим, как выделенные этапы изменяются в зависимости от двух генерализованных типов преступлений: удаленное преступление с материальным ущербом и обычные преступления, то есть нападения, грабежи, разбои, кражи, мошенничества, которые мы обобщаем как «контактные преступления».
Подавляющее большинство жертв контактных преступлений рассказывает близким о случившемся, однако около трети из них не сообщают потом в полицию. В целом в правоохранительные органы обращаются примерно в 60% случаев по усредненному показателю.
Много это или мало? Может показаться неожиданным, но по этому показателю Россия находится близко к государствам Западной Европы (хотя в некоторых из них наблюдается постепенное снижение уровня обращений). Что интересно, в Восточной Европе и в исследованных развивающихся странах (например, Мексике), этот показатель ниже — примерно 40%. Средний уровень обращений по межстрановым исследованиям — от 30% до 50%.
К сожалению, мы не можем соотнести получившееся число с достоверной статистикой, поскольку в последние годы МВД не публикует информацию о поступающих сообщениях о происшествиях. Десять лет назад таковых было около 26 млн в год. Далеко не каждое из них становится сообщением о преступлении: на 2017 год их было около 10 млн. Однако это цифры официальной статистики. По данным опроса мы можем говорить о приблизительно 4,3 млн сообщений о преступлениях со стороны населения в год.
Такая разница с официальными источниками объяснима тем, что значительная часть из инцидентов в статистике — это так называемые «преступления без жертвы», когда сообщение подает не жертва, а сами полицейские. Самым массовым примером «преступления без жертвы» являются инциденты, связанные с наркоторговлей.
При детализации результатов опроса на отдельные типы преступлений оказывается, что полученные данные не являются однородными. Среди респондентов чаще готовы сообщать о преступлении жертвы нападений (61%) и краж (67%), в то время как пострадавшие от мошенничества или грабежей сделают обращение только в половине случаев.
Компенсации добивается только каждый 25-й
По сообщению жертвы правоохранители могут завести дело. В случае контактных преступлений уголовное дело заводится по инцидентам, произошедшим с 22% жертв, административное дело — с 6%. Мы призываем относиться к этой информации с осторожностью, ведь респондент мог не знать, что дело возбуждено, или считать, что оно возбуждено, хотя этого не произошло.
Более устойчивой цифрой является факт попадания дела в суд. Это произошло с 12-14% респондентов (при детализации оказывается, что дела, связанные с нападением на жертву, чуть чаще доходят до суда, чем все остальные типы). В этом контексте любопытно, что из 28% жертв, которые пытались добиться компенсации, те, кто все-таки смог это сделать (около 7%), сделали это в судебном порядке. В этом показателе наблюдается достаточно большой разброс, где с одной стороны находятся «нападение» (4%), а с другой — «грабеж и разбой» (17%). Ближе к среднему значению расположены «кража» (10%) и «мошенничество» (8%).
«Трек» жертв удаленных преступлений незначительно отличается. Жертвы удаленных преступлений рассказывают близким о случившемся так же часто, как пострадавшие от контактных преступлений, но намного реже сообщают об этом в полицию (только в 43% случаев). При этом правоприменители сами несколько реже возбуждают дела в отношении произошедших инцидентов, поскольку российские правоохранители, как и их зарубежные коллеги, пока еще не выработали стратегий по эффективному расследованию массовых удаленных преступлений.
В целом жертвами удаленных преступлений с ущербом становится примерно 31 человек из 1000 совершеннолетних жителей России. В полицию же о случившемся сообщают около трети (11,6 человек), а до суда доходит дело лишь одной жертвы. Какую-либо компенсацию получают примерно две жертвы из тысячи.
Если экстраполировать полученные цифры на все совершеннолетнее население России, то по всем преступлениям только 500 тысяч из 12,6 млн пострадавших получают хоть какую-то компенсацию за понесенный ими ущерб. К сожалению, мы не можем сравнить эти результаты с другими странами, поэтому вопрос, много ли это или мало, остается риторическим.
85% обращений в полицию — личный контакт или звонок
Взаимодействие с правоохранительными органами не исчерпывается обращением в полицию. Даже сам этот факт более сложен, поскольку 10% респондентов предпочитали обращаться в Следственный комитет (СК) или Прокуратуру, а не в МВД. Тут возможны два объяснения: от характеристики криминального инцидента и от утилитарных причин.
В первом случае можно было бы ожидать, что жертва пострадала от преступления, подследственность которого находится не в ведении МВД. И действительно, респонденты, обращавшиеся в СК, реже были жертвами имущественных преступлений. Однако в то же время процент жертв насильственных преступлений отличается незначительно (хотя можно было бы ожидать обратного), то есть объяснение работает не полностью. Альтернативой могут быть ситуативные причины. Например, жертва могла не знать тонкостей работы уголовно-правовой системы и обратиться в ближайший или первый попавшийся отдел любого из правоприменительных органов.
В целом же и сама специфика обращений варьируется в зависимости от типа преступления. Например, в 80% случаев в правоохранительные органы обращается сам потерпевший, а еще в 11% — его знакомые. Знакомые чаще сообщают об инцидентах, связанных с физическим насилием и реже — при удаленных преступлениях.
Если мы возьмем только преступления, в которых респондент получил физический ущерб, то сообщение о преступлении чуть чаще будут писать его знакомые (17%), однако сам участник инцидента все равно обращается к правоприменителям в подавляющем большинстве случаев (68%).
Кроме того, в таких ситуациях достаточно мало инцидентов (около 5%), когда потерпевший считает, что в правоохранительные органы обратились представители медицинских организаций. Формально их вклад должен быть достаточно велик в силу служебных инструкций. Мы также наблюдаем это по отдельным сообщениям в медиа и по данным исследований. Возможной причиной такого низкого процента является то, что жертва могла и не знать, что в полицию обратились медики — например, поскольку была без сознания.
Наиболее распространенные способы контакта с полицией — личный визит и телефонный звонок — делят между собой 85% обращений. Первичный контакт с участковым относительно редок, поскольку, с одной стороны, резкое повышение числа удаленных преступлений приводит к тому, что жертвы чаще обращаются в отделы полиции. С другой стороны, сами участковые в типичном случае не имеют налаженного и доверительного контакта с жителями района из-за большой забюрократизированности работы.
При этом по телефону чаще в полицию обращаются жертвы краж (в 52% случаев, при среднем для всех типов преступлений в 35%). Столкнувшиеся с удаленными преступлениями чаще идут в полицию лично (76% при среднем 51%), возможно, поскольку часто сами до конца не понимают всех деталей произошедшего инцидента и надеются прояснить его с кем-то, кто обладает соответствующим авторитетом.
Среди других типов преступлений не наблюдается какой-то специфической связи с тем или иным способом связаться с правоохранителями.
В 1 из 10 случаев полиция не приезжает на вызов
Если потерпевший все-таки звонил по экстренному номеру, то в 40% случаев полиция приезжала в течение получаса, еще в двух третях случаев — в течение часа. Но следует заметить, что в одном случае из десяти полиция не приехала к респонденту вообще.
Если респондент обращался в полицию, ему предлагали ответить на вопрос, кто установил личность преступника. По мнению жертв, сами респонденты почти в равной доле с полицией (37 и 38%) успешно устанавливают преступников.
В результате взаимодействия с полицейскими и из-за самого характера преступления у респондента может меняться желание обратиться в правоохранительные органы, если он повторно станет жертвой такого же преступления. Например, можно ожидать, что если полицейские смогли быстро раскрыть кражу, то потерпевший при следующем подобном инциденте с большим желанием пойдет в полицию, и наоборот. В случае контактных преступлений около 54% респондентов готовы обратиться к правоохранителям в будущем (минимальное значение в 45% у мошенничеств, а максимальное у краж — 60%). Для удаленных преступлений этот показатель чуть ниже — 50%.
Здесь бросается в глаза один тип, который мы не анализировали ранее, поскольку он является «псевдопреступлением» — покушения на удаленное мошенничество или кражу. Важным в контексте повторного обращения его делает то, что 38% «жертв» готовы обратиться в полицию, когда еще раз столкнутся с такой ситуацией. Если допустить реалистичность этого сценария, он может обернуться валом заявлений в правоохранительные органы.
В настоящее время мы видим, как правоохранители пытаются реагировать на вызовы времени и делать работу по раскрытию удаленных преступлений более эффективной. Однако, как мы замечали выше, в случае массовых удаленных преступлений и в России, и в других странах мира правоприменители пока сталкиваются со сложностями при их раскрытии. Пока что мы можем лишь констатировать факт этой проблемы и наблюдать за путями ее решения в будущем.
Автор: Дмитрий Серебренников
Инфографика: Артем Иволгин, Екатерина Буркова